Странное существо
В девятом часу вечера Тихон отправил Риту домой, к мужу, улегся на диван и посмотрел в потолок. И что там они все разглядывают, интересно? Потолок, как потолок. Вот у императрицы в Зимнем дворце был совсем другой потолок, расписной, с позолотой и ангелочками по углам. Наверное, интересно было той императрице.
У Тихона были три свои императрицы, попроще, не из Зимнего. И все замужние: Рита, Лариса и Таня. И как оно так Тихона угораздило…
— И как оно меня так угораздило? — самодовольно подумал Тихон.
Лежалось хорошо, даже под вполне заурядным крашеным потолком. На пятой минуте лежания пришла нелепая мысль.
— Странно, что я не ревную, — озвучил мысль Тихон, обращаясь к потолку, видавшему всех его императриц в глаза.
Странно, что я не ревную к Риткиному мужу. Она же сейчас к нему пошла, вроде как на работе задерживалась. И вполне вероятно, что этот муж… А я к нему не ревную, странно. И к Ларискиному не ревную, и к Танькиному. Заведи хоть одна из них любовника – ревновал бы жутко. А к мужу ни-ни.
— Слышь, потолок, — обратился к старому подельнику Тихон, — А ты заметил, что к мужу никто не ревнует? Странное существо муж… Вот почему к нему никто не ревнует, а?
Тихону нравилось, что потолок его никогда не перебивал. С таким внимательным собеседником общаться одно удовольствие.
— Знаешь, — воодушевился Тихон, — Я думаю, все дело в законном праве собственности… фу-у, эка же я опустился, такое подумать. Нет, дело в безопасности — Ритку ведь я не в пустую трешку, а к живому человеку отправил. Или нет, весь фокус в удобстве: была Ритка – и нет Ритки.
Тихон еще какое-то время разговаривал с потолком, рьяно вычисляя очередной плюс.
— Все дело в благодарности, — наконец-то раскусил ребус Тихон, — Это же сколько народу благодарно…
И Тихон уснул, окутанный чувством глубокой благодарности к странному существу.
Флирт
За окном ворона флиртовала с бакланом. Я умильно наблюдал эту сцену, радуясь за потенциально зарождавшуюся молодую семью.
Ворона старалась. Ей баклан или нравился, или подходил по каким-то, лишь ей ведомым, тактико-техническим характеристикам. ТТХ самой вороны баклана не интересовали, он привычно ждал от меня жратвы. Обычно этому парню хватало черствой корочки позавчерашнего хлеба. С моей точки зрения, баклан был типичный бомж, но женскому сердцу ведь не прикажешь.
А вы знали, что женщины поднимают руки не для того, чтобы показать подмышки, а чтобы обдать мужчину волнами феромонов? По крайней мере, британские психологи так говорят. Оказались феромоны правильными — есть шанс. У обоих, я имею в виду.
Ворона была женщиной. Она подняла руки и прошлась перед бакланом цыганочкой, пританцовывая и улыбаясь. Но баклан был скорее голоден, чем впечатлен танцами дамы. Он косил на моё окно взглядом, тоже пританцовывая, но от голода.
Однако, упорная дама не собиралась сдаваться. Разбежавшись, как палубный истребитель, она поднялась в воздух. Пройдя на бреющем, ворона сбавила скорость, притормозила, зависла в воздухе… и сменила тактику. Баклан-то как молчал, так и продолжил молчать, скотина невнимательная. Вернее, внимательная, но не к вороньим стараниям. Пока ворона крутила кульбиты, баклан строил глазки мне, хихикал и пытался смущенно покраснеть.
Узрев эту сцену и возмутившись, ворона полетела брассом. В силу выбранного стиля она при этом старательно клевала атмосферу большим своим носом, от чего казалась вообще не женщиной, но упорствующим во флирте жителем предгорий нашего, так сказать, Кавказа. Потом ворона перевернулась на спину, и пару кругов прошлась на спине, закидывая крылья высоко над собой. Я загляделся, честное слово. Будь она земной женщиной…
Наконец, ворона взмыла ввысь и понеслась в крутейшем пике прямо на кавалера. Со стороны казалось, будто она ныряет на дно своего воздушного океана. Это было удивительное наблюдение: с точки зрения вороны — мы дно.
— Ты дно, — сказал я баклану, но он, похоже, не расслышал.
Он, баклан этот, продолжал со мной флиртовать. Надеюсь, он был бакланихой, потому что я в силу возраста и воспитания скорее натурал.
Натуральный флирт был прерван банальной корочкой хлеба, которую я метнул в своего флиртуна, приоткрыв форточку. Счастливый баклан разинул пасть, что-то хрюкнул, но ворона ловко поймала корочку на лету, победно возопила и унеслась на фонарный столб.
Баклан лязгнул клювом, выматерился на своём, и наконец-то покраснел. По крайней мере, я эту сцену понял именно так.
Ворона сидела на столбе, глодала отжатый кусок, и показывала баклану среднее перо. Улыбка у нее была ядовитая, отчетливо говорящая:
— А вы, мужчина, когда дама с вами заигрывает, клювом-то не щелкайте, окей? А то и последнего куска хлеба лишитесь.
Так и вышло. Бедолага баклан прощелкал и секс, и еду. А как всё хорошо начиналось, какой мощный флирт рисовался! Ну, тут уж как получилось, так получилось…
Я баклану посочувствовал, но не очень. Каждый флиртует, как может. Это вам не знаменитая погоня петуха за курицей, когда один думает «не догоню, так согреюсь», а другая «не слишком ли быстро я бегу».
P.S. Знакомый голубь рассказал, что баклан с вороной потом все-таки поженились, но флиртовать не перестали. Так сказать, освежения чувств для. Время от времени то она перед ним станцует, то он хвост распушит.
Рутина
Рискнув описать мир всего одним словом, я бы написал «вечерело».
Вечерело.
— Доширак! — позвала из кухни жена.
Немолодой пёс, прикорнувший у моих ног, поднял морду и кинул на меня вопросительный взгляд — вставать?
— Давай-давай, старина, подымайся, — ответил я.
Доширак вздохнул, выпрямился, и поплелся на кухню, аккуратно обходя ковер по периметру. Я засмотрелся: покорно идущий вдоль границы ковра и паркета Доширак напоминал шахматного коня, выписывающего на доске парочку своих «Г» подряд.
В середине длинной стороны ковра Доширак сошел с трассы, обернулся, подмигнул нам и ушел на кухню.
Мы с Тапком переглянулись.
— Колбаса, — предположил Тапок.
— Абрикосы, — сказал я.
Тапок задумался… Я терпеливо молчал, потому что мне было и стыдно, и весело одновременно. Моя реакция будет зависеть от того, что придет в голову Тапку.
— Сдаюсь, — наконец махнул хвостом Тапок, — Но ты тоже хорош! Откуда мне знать на «ы»? Я кот, а не филолог.
Мне бы покраснеть, но вовремя вернулся из кухни старина Доширак.
— Сметана! — объявил Доширак, и скрылся в прихожей.
Слышно было, как он достал с полки авоську, взял ее в зубы и пошел в магазин. Мы с Тапком снова не угадали, за чем Доширака послала жена. Такое случалось почти каждый день, и касалось не только покупок.
Каждый день мы играли в «Рутину», угадывая и исполняя все действия, которые можно назвать семейной рутиной — кто больше угадал, тот лучший семьянин. По всему получалось, что я хуже собаки, но лучше кота, потому что шкодливый с детства Тапок угадывал только команду «Тапок!». Услышав ее, следовало испугаться и залезть под диван, ожидая броска тапком. Тапок ворчал, надувался, изображая ожирение и неповоротливость, но все равно лез под мебель, даже когда не хотелось. Он давно жил с нами и знал, что рутина — это служение.
Мне казалось, что Доширак явно знал больше. Он знал, что служение следует из любви, и надеялся на то, что ничего не изменится. Дошираку не надо было «разогревать угасшие чувства время от времени». Его собачьи чувства не угасали от рутины, скорее наоборот — она кормила их своим постоянством.
— Дошира-ак! — позвала из кухни жена, — Можешь еще разок сбегать?
— Иду! — отозвался я, надеясь, что именно меня сейчас пошлют за кефиром, или за пряниками… да какая разница, когда в доме столько любви, что самое обычное считается самым важным.
Великая удача
Хвост смотрелся пейзажно: белое с голубым, в золотых искорках, и потом красное, красное, красное — ах, как это напоминает закат на родной Лимпопо! Несчастные существа люди, у них такое облачение разве что в кабаре, да и то… Жалкое сравнение, пародия на истинную красоту. Пролетая над Килиманджаро, такой красоты не увидишь. Повилял хвостом, и золото засверкало, отражая всю красоту и величие божественного хвоста. Добавить сюда немного светленького… нет, наоборот, здесь надо бы затемнить синим, или бордовым. Золото на бордовом удивительно, особенно с этими перьями и легким пушком. Беленький пушок такой нежный, зовущий в тепло семейного гнездышка. Пушок, настоящее украшение дивного хвоста, он всегда уместен, даже в период линьки. И самое главное, как звезда — три розовых пера из самой, пардон, серединки. Кажется, у людей это называется гузка.
Она тогда клюнула именно на мой хвост. Если бы не хвост, она бы меня не заметила. Мы познакомились потому, что мой хвост был расписан всеми цветами джунглей. Вся удача моего знакомства, как и вся радость последующей семейной жизни, зависела от красоты хвоста.
Пожалуй, пара больших зеленых перьев не помешала бы. Или нет, лучше возьмем салатовые, они нежнее.
— Витя! — кажется, это кричала жена, появляясь на кухне, — Оставь курицу в покое! Зачем ты ей в задницу перьев напихал, это Лариске на занятия по домоводству куплено. Боже, и салат! Зачем ты запихал в неё салат, Витя? Знала бы, что ты попугай, когда знакомилась, на пушечный выстрел бы! А ведь попросила всего лишь плиту включить. Чтоб ноги твоей больше на кухне не было! Оставь курицу в покое, пойди вынеси мусор. Ничего доверить нельзя!
Хорошо быть хорошей
— Ты ведь хорошая девочка? Поэтому сначала мы все вместе съедим твое, а потом каждый свое, — сослуживцы мужественно разделили тортик и съели.
Тортик был на самом деле не тортик, а изрядных габаритов тортище, потому что на ее зарплату маленький покупать было невыгодно: слишком большое количество благодарностей требовалось собрать к вечеру. Без традиционных семи «спасибо» ложиться спать считалось дурным тоном.
— Твои денежки — это наши денежки, — напомнил муж, когда она вечером приволокла полную авоську.
Про денежки она уже и так знала. На всякую там косметику опять придется у мамы одалживать, потому что мама тоже хорошая девочка.
Поздним вечером улегшись в кроватку, она с удовлетворением осознала, что опять целый день была хорошей.
Поутру пришла новость: муж заявил, что уходит.
— Ты не такая, как все, — сказал муж, — Ты слишком гордая. Никто так себя не ведет, все наоборот себя ведут: сначала съедают твое, а потом свое!
С довольным видом он собрал вещички и смылся: ему было приятно ощущать себя таким же, как все. А ей было приятно знать, что завтра вечером он вернется, заявив, что рядом с такой обязательно должен быть добродетельный человек, всегда готовый напомнить ей о ее недостатках.
Жилеткин
Шкаф был большой, солидный, дубовый. Выражение «большой шкаф громче падает» его бы обидело, потому что падать он ни в коем случае не собирался. Еще бы, ведь в нем когда-то хранилась моя рабочая одежда!
Я отворил дверцу, и погрузился в воспоминания: в простую голубую жилетку мне плакалась тетя Маша. Скромно пуская слезу, она тогда просила за свою дочку, и ей повезло: дочка нашла мужа в течение месяца.
А в желтой жилетке, вульгарно отороченной серебром, я принимал певца Н. Он висел у меня на груди, рыдал, жаловался, потом попросил место тенора в городском театре и, разумеется, получил.
Сосед мой Петрович плакался в черную, зато с карманами: всё-то у мужика было в жизни не так, включая жену, детей и собаку, с которой приходится гулять каждое утро. И кто сказал, что мужские слезы скупые: или Петрович был не мужик, или расхожая истина дала сбой — жилетка промокла насквозь, и стала напоминать самого Петровича. Только пропитана она была не спиртом. Петрович ревел, скулил и стонал, а потом как-то очень обобщенно попросил «за жизнь». Не знаю, что он конкретно имел в виду, но собака через несколько дней сдохла.
Я бы еще долго мог стоять возле шкафа, вспоминая свои жилетки. Да, выплакать у меня можно было всё, но вчера это «всё» осталось в прошлом — жилетки закончились. Прошло время, когда мне в жилетку плакались, и у плакальщика все сбывалось, а когда за плакальщиком закрывалась дверь, из шкафа исчезала одна жилетка.
Забавно, что лично себе я ничего не наплакал. Жилетки кончились, и я теперь как пустой шкаф, ничего не наживший.
В дверь квартиры позвонили. Я окинул взглядом пугающую пустоту шкафа, осторожно прикрыл дверцы, и потащился в прихожую.
Обычно я заглядываю в глазок: по виду посетителя сразу понятно, какую жилетку надеть. А сейчас не стал заглядывать, шкаф-то пуст. Я открыл дверь сразу, ощущая невероятно приятную наглость.
Персонаж с той стороны был ярок, цветаст и укутан в нелепый шарф.
— Я артист! — заявил персонаж, и перекинул через плечо свой не в меру длинный шарф.
Некоторые товарищи почему-то считают, что им нужен шарф, хотя на самом деле им нужен жест: резко подхватить шарф и швырнуть через плечо, горделиво подняв подбородок.
— И я артист, — вяло произнес я, неприлично почесываясь.
Во-первых, шарфами я уже перекормлен. Во-вторых, когда жилетки закончились, я вдруг почувствовал, что имею право отказать в сочувствии. Так что, кому шарфы, а кому и жилетки минус.
— Я хочу роль, а режиссер не даёт…. — вполне профессионально заныл артист, и потянулся ко мне, явно намереваясь пасть на грудь и начать плакаться.
Вот же хам. Он даже не заметил, что я без жилетки.
— Извини, братан, — сказал я, собираясь продемонстрировать, кто здесь самый хамский хам, — У меня на сегодня осталось всего сорок две единицы сочувствия, и в очереди на него ты…
Я наморщил лоб, изображая процесс ковыряния в памяти.
— … ты сегодня шестнадцатый. Перед тобой бедная старушка, потом мать-одиночка, парочка выброшенных котят, солдатик в окопе, одноногий инвалид и еще так, по мелочи, неудачники всякие. Извини, на тебя сегодня не остается.
Артист неожиданно замолчал. Слезы у него еще текли, но рожа была уже злая. Меня это начало забавлять.
— Хочу стать звездой, — прошептал артист, и принялся нащупывать шарф.
Если он снова перекинет его через плечо, придется спустить товарища с лестницы.
— Так стань! — приказал я.
Стань, конечно же стань звездой. Хотя бы ради того, чтобы я вытер об твое имя ноги, когда оно будет торжественно выбито на тротуаре Аллеи звезд. Странные вы, очень вам хочется, чтобы ваши имена топтали прохожие.
Конечно, я вслух этого не сказал, но я очень выразительно подумал! Потому что жилетки у меня кончились, имею право.
А потом я закрыл дверь… с той стороны раздался громкий шорох, это бедный шарф все-таки улетел за плечо… и пошел к своему пустому шкафу. Невероятная радость обуяла меня: я теперь наполню шкаф тем, что люблю.
Хвалить не перехвалить
Даша, разумеется, могла бы схитрить: постучаться три раза, и потом заговорить о новом холодильнике. Но сегодня была пятница, и она поступила порядочно — стукнула в дверь дважды. Это был сигнал мужу Антону, что она сейчас будет разговаривать о поведении сына.
— Да! — решительно отозвался муж Антон из-за двери.
Даша вздохнула, отворила дверь и вошла к мужу Антону в кабинет. Мужу Антону не нравилось, что для «детских разговоров» они выбрали именно два стука, потому что это напоминало оценку двойку, а Сашка учился не то, чтобы очень.
Но менять правила в середине года в семье было не принято.
— И? — вопросил муж Антон, продолжая глядеть в экранчик ноута, — Двойка?
— Трояк, — почти самодовольно молвила Даша.
В общении с мужем Антоном она всегда «молвила», а он «вопрошал». Вот и сейчас он кивнул, явно записывая трояк себе в плюсы.
— Пере? — вопросил муж Антон, убивая жука.
Жуки обычно голосят перед тем, как сдохнуть. Даша зажмурилась, будто это поможет не слышать предсмертную песнь жука. И впрямь, жук заорал, но как-то особенно высоко, и Даша поняла, что муж Антон сделал апгрейд. В прошлой версии помирающие жуки звучали, как туба.
— Недо, — выдохнула Даша.
Это был вечный спор: Сашку они перехвалили, или недохвалили? Муж Антон полагал, что правильный баланс в этом деле ведет к повышению успева..
— Мимо! — яростно выкрикнул муж Антон.
… емости. Даша же больший упор делала на…
— Есть! — обрадованно завопил муж Антон.
Даша грустно посмотрела на мужа Антона. «Наверное, все мы недо», осторожно подумала Даша, «Или пере? Да кто его знает».
Просто быть
— А может поищете… — Марина даже не попросила, а простонала, так, на всякий случай.
— Нету! — отрезали на том конце телефонной трубки, и отключились.
Что ж, их тоже понять можно, подумала Марина. Она им трубку несколько месяцев обрывает, надоела уже. Скоро внесут в черный список, и вообще не дозвонишься.
Марина невесело улыбнулась, представив, как она стоит на панели со своим списком, а мимо все идут и идут мужики… вот именно, что мимо. Оставалось одно — попробовать предложенный лучшей подругой вариант. Подруга торговала игрушками в какой-то детской сети, и они там научились сотрудничеству.
— Представь, что клиент хочет купить зеленого слона, а у нас нету. Мы звоним партнерам, они же и конкуренты, и забираем у них слона, со скидкой. Клиент доволен, и мы в прибылях. Тебе тоже так надо сделать: — возьми у каждого, что есть, и…
Что «и» подруга не сказала, мол, сама думай. Марина снова взяла телефон.
— Алло, это брачное агентство «Мир мужчин»? Это Марина. Почему «та самая»… Вы говорили, у вас есть блондин, разведенный, сто двадцать на восемьдесят пять на сто, машина, квартира… Что? Ушел на прошлой неделе? Извините.
Марина не привыкла сдаваться.
— Алло, это «Мужика в каждый дом»? Я насчет блондина, что у вас был, метр восемьдесят, дача, два высших, мама в Саратове. Еще есть? Отлично! Только знаете, он у вас очень высокий, рост метр восемьдесят, а я ведь маленькая. Скажите пожалуйста, а можно ли… а можно ли вот так сделать… э-э… Я точно знаю, что в агентстве «Все мужики — ангелы» есть подходящий блондин, покладистый, ростом невысокий, недавно развелся. Номер по каталогу четырнадцать сто восемь бис, если искать будете. А вопрос такой — можно ли из них двоих одного сделать? Мне как раз такой нужен: блондин, ну хотя бы светловолосый, пусть не совсем блондин, но только невысокий ростом, а мама все равно где. Что тут непонятного? Позвоните «Ангелам», договоритесь, перекупите у них рост, или поменяйте… почему из «дурки», из дома звоню.
Короткие гудки скоро закончились. К ноге прикоснулось что-то теплое, и Марина услышала тихое «мурр».
— Привет, дорогой. Соскучился? Ну, иди на ручки. Как же я тебя люблю!
Невысокий, светленький котик, мама у него гулящая, и непонятно сейчас где, привычно полез на ручки. Ему было хорошо с хозяйкой, от него ничего не требовали. Ему разрешено было просто быть.
Завтра
На сто тридцать четвертом месяце семейной жизни Семенов установил на смартфон приложение «Завтра».
— Витя! — позвала жена, — Появись в кухне, у Машки снова трояк!
Семенов нажал указательным пальцем на анимированную фигурку бегущего человечка. Изо рта человечка выскочило облачко с надписью «Потом!».
— Потом! — крикнул Семенов.
— Что «потом»? — не поняла жена, — Нашу дочь третирует «русыня», а он «потом»!
Семенов снова прижал человечка, на этот раз большим пальцем. «Смени тему», выползло облачко из-под пальца Семенова.
На всякий случай Семенов замешкался. «Сменил?», спросил человечек, выбирась из-под большого пальца, «Да/Нет».
«Нет», — признался Семенов опять указательным.
«Грибы», — подсказал человечек, пытаясь распрямить прижатую спину.
— Говорят, грибов не будет в этом году, — сменил тему Семенов.
Жена показалась из кухни, настороженно вгляделась в мужа, словно пытаясь распознать его в бегущей привокзальной толпе. В последнее время Семенов регулярно уходил от разговоров, и если бы уходил — сбегал. Жена устала быть неуслышанной, плакала, пыталась достучаться до все еще любимого сердца.
— Семенов, — позвала жена, — Какие грибы… Ты то молчишь, то отшучиваешься, то просто уходишь…
Семенов поднял смартфон к носу, что-то прочитал, что-то нажал.
— … то пялишься в свою железяку, — подхватила жена.
— «Как ты, так и я», — неуверенно произнес Семенов, словно повторяя чужие слова.
— Что «я»? Это ты уходишь от разговоров, причем постоянно, — заныла жена.
— Да, я постоянен, — довольно кивнул Семенов, убирая смартфон, — Хотя… вот прямо сейчас ведь не ухожу?
— Ты со мной играешь, — заплакала жена.
— Весь мир — театр, — согласился Семенов, — В нём женщины, мужчины — все актёры. У них свои есть выходы, уходы, и каждый не одну играет роль.
На слове «уходы» он торжественно поднял вверх руку, доказывая жене высшую справедливость своих уходов со сцены.
Жена махнула рукой, заплакала и удалилась. Она постепенно привыкала быть неуслышанной, и лучшее для этого место — кухня. Или любое другое место, где нет Семенова.
Ночью, ворочаясь под одеялом, Семенов потянулся к теплому боку жены. Жена пошевелила рукой, и где-то в районе её живота пододеяльное пространство озарилось синим экранным светом. Семенов на всякий случай еще раз пошевелил теплый бочок.
— «Голова болит», — отозвалась жена.
Выбираю тебя
Жена моя, конечно же, поначиталась, причем всякого и очень давно. Когда, еще лет десять тому назад, она предложила использовать мелкую денежку для решения всех вопросов, я поначалу не понял:
— Ну, деньги и так все вопросы решают…
— Не все, но я не об этом. Я тут прочла, что если возникает спор, то нужно бросить монетку. Так восточные мудрецы говорят, — пояснила жена.
— Поначиталась, — пробурчал я, но негромко, чтобы она не услышала, потому что я не могу ее огорчать.
Так у нас в доме появилась монетка. Это был старый, непонятного года выпуска, рубль. Он хранился сначала в шкатулке, потом перебрался на подоконник – споры одно время неприятным образом зачастили, и монетка то и дело шла в ход. Разумеется, я был «орел», а жена, как положено, «решка».
— Решка от слова решение, — сказала жена и добавила, подумав, — Но ты все равно орел.
Это она правильно сделала, что подумала, подумала и решила. С момента появления рублика споры в семье поутихли, жить стало легче, жить стало веселей. Как только непонятная ситуация возникает, жена тут же хватает свой рублик, подбрасывает, и зовет меня:
— Иди сюда, давай посмотрим, что нам советуют.
Кто советовал, оставалось непонятым, то ли это Бог, то ли вселенная, то ли природа или ангел-хранитель. Комментарии моей жены по этому поводу зависели от того, чего она поначиталась в данный момент. В любом случае, совет монетки был всегда в мою пользу, и когда я предлагал что-то верное, всегда выпадал орел, а когда верное предлагала жена – рубль показывал решку. Да, вскоре я убеждался в том, что и эта решка была в мою пользу.
— Выбор между альтруизмом и эгоизмом – это и есть борьба в паре. Фактически, это единственная борьба, в которой положено проиграть, чтобы выиграть. Ты важнее меня, твоя жизнь важнее моей, — непонятно кого процитировала жена.
— Поначиталась, — с очередной раз буркнул я.
Тем не менее, это был как раз тот случай, когда я однозначно зарабатывал на падении рубля. Заслышав цоканье оного по подоконнику, я улыбался. Жена была довольна, и дети довольны, и даже ее мама была довольна. Но довольнее всех довольных был я, потому что… ах да, я же не представился, не сообщил, чем занят по жизни: я пишу детективы и шпионские романы, и в силу этого позволяю себе быть подозрительным. Дело не в паранойе, отнюдь – позволяя себе излишнее, скажем так, любопытство, я легче вхожу в образ героя. Вот так и с монеткой: однажды полюбопытствовав, я заметил, что монеток-то у жены две – одна с решками, и другая с орлами.
Вы уж, пожалуйста, не показывайте эту исповедь моей горячо любимой жене. Пусть думает, что я не знаю. Пусть рублик падает дальше, наш рублик, я имею в виду.
Обожаю наших женщин
Обожаю наших женщин. Встреча у Юри Бихоньского, тема вроде: мужчина что-то такое сделал, или не сделал, или сделал не так, и как с этим быть. В зале в основном дамы и, разумеется, у всех в жизни нечто подобное было с мужиками. На встрече присутствует молодая женщина, недавно вышла сюда замуж из России, то ли из Москвы, то ли из Спб, не важно. Назовем ее условно Маша.
И вот, снулые прибалтийские барышни начинают вспоминать:
— Когда это произошло, я так плакала, так плакала. А потом пошла в кафе с подружкой, и там мы вместе поплакали.
— А я позвонила маме, и все ей рассказала, и мама меня утешила, а потом дала совет. И мы вместе поплакали.
— А я пошла к своему психологу, и мы сделали упражнения. И поплакали.
Доходит очередь до условной Маши.
— Маша, а ты?
Маша такая сидит на стульчике, спинка прямая, волосы русые, глаза голубые, смотрит вдаль спокойно-спокойно, так же спокойно произносит:
— А я его убить хотела.